«Он построен»
— Борис Юрьевич, чем вы особенно гордитесь из того, что удалось сделать в театре за прошедшие пять лет?
— Самим театром. Потому что все события, которые здесь происходят – а они очень разнообразные – являются частью одного целого, и это целое называется «Электротеатр Станиславский». Этим целым я и горжусь.
— Как вы думаете, чем именно заинтересовал ваш проект, с которым вы в 2013 году победили на открытом конкурсе на предложение концепции развития Московского драматического театра Станиславского?
— Своей адекватностью. С одной стороны, мы были амбициозно настроены на создание нового типа театра, а с другой – представили вполне реальный путь к осуществлению наших идей. И эти пять лет показали, что проект был реальным и новым.
— Почему вы решили дать такое название – «Электротеатр Станиславский»?
— Это связано с гением места, как принято говорить. В 1915 году на этом месте был открыт один из первых фешенебельных кинотеатров в Москве. Как и другие кинотеатры в то время, он назывался электротеатром. Со временем все менялось, после революции здесь было много чего разного. В конце своей жизни Константин Станиславский – режиссер, актер, реформатор – определил это здание как адрес своего последнего театрального начинания, оперно-драматической студии. И вот эту важную фамилию мы соединили со значимым названием, и получился «Электротеатр Станиславский». Эта идея пришла сразу, других вариантов не было.
— Первым делом вы закрыли театр на ремонт. Здание настолько нуждалось в техническом обновлении? Или хотелось начать работу с чистого листа, уже в другом пространстве?
— Конечно, для осуществления того проекта, который был принят, требовалась полная реконструкция театра, не просто ремонт, а большое и очень сложное строительство. Плюс, как вы верно заметили, было важно техническое оснащение. Нам надо было сделать эту тотальную работу, в которую входили стройка, дизайн, техническая составляющая. И, конечно, в этот момент играть спектакли мы не могли.
Тот репертуар, который здесь был, стал принадлежать другому времени, поэтому мы с ним попрощались и стали создавать новый, при этом не расставшись ни с одним актером труппы. Мы как будто строили корабль для нового путешествия. Вот теперь он построен.
Фото: mos.ru
«Единое пространство, в котором я живу и работаю»
— Первой постановкой после открытия стала «Вакханки». Почему обновленный театр начал работу именно с древнегреческой трагедии?
— В Древней Греции – исток театра, его корень. Я даже пригласил замечательного режиссера из Греции – Теодороса Терзопулоса. С труппой он, кстати, провел еще и потрясающий тренинг. Все это давало энергию для дальнейшей работы.
— Вы приглашали в театр Хайнера Геббельса, Ромео Кастеллуччи. Кого еще позовете из мировых звезд?
— У нас готовится большой проект с Испанией. Но я пока не буду раскрывать подробности.
— В 2017 году «Электротеатр Станиславский» вошел в состав Союза театров Европы. Что это дало?
— Это было связано с открытыми коммуникациями, с европейской культурой, которой мы придерживаемся. Этот союз – одно из самых статусных и престижных театральных образований в Европе: он открывает контакты, прокладывает путь к информации о происходящем в нашем театре для европейских зрителей, которые интересуются Россией и ее театральными проектами. Так что в первую очередь это дает общение.
— Вы как-то сказали, что создали в театре «Флоренцию для композиторов». Что вы имели в виду?
— Флоренция в свое время стала удивительным местом процветания для художников, скульпторов, архитекторов. Это было такое насыщенное творчеством и общением пространство. Вот об этом я и говорил. Композиторы в «Электротеатре Станиславский» не просто обеспечивают звук или музыку в спектакле, они общаются, живут, взаимодействуют с разными ипостасями театра как такового, не лишаясь собственной идентификации. И это очень важно.
— А как выпускники МИРа – «Мастерской индивидуальной режиссуры» – интегрированы сейчас в жизнь «Электротеатра»?
— Как и всем молодым людям, которые занимаются режиссурой (а режиссура – синтетическая профессия, очень сложная, требующая и работы производственного характера, и, конечно, творчества), им нелегко, поэтому говорить о какой-то тотальной интеграции преждевременно. Но за эти пять лет состоялось больше 20 дебютов. «Электротеатр» построил малую сцену и дал возможность молодым людям ставить там свои спектакли, всячески помогая осуществлению их замыслов. И мы, конечно, намерены это продолжать как одну из важнейших наших стратегий.
В начале этого сезона у нас прошла программа, где были показаны 70 спектаклей молодых выпускников мастерской «МИР-5». Среди них очень много замечательных работ, которые мы стремимся продолжить показывать на нашей сцене. Есть также ребята из «МИР-4», которые в рамках проекта «Золотой осел» (и не только) ставят у нас спектакли и продолжают активно с нами взаимодействовать на разных уровнях. Все это создает живое пространство, определяет какую-то пульсацию нашей жизни, я этому очень рад.
Сейчас у нас уже следующий набор – «МИР-6», и это еще множество прекрасных молодых людей. Я надеюсь, что мы продолжим взаимодействовать с ними.
«Театр, а не рынок»
— Что касается ваших режиссерских работ. Вы ставили экспериментальные циклы «Сверлийцы», «Золотой осел», «Орфические игры. Панк-макраме», «Пиноккио». Когда вы только планировали их, думали ли о том, как их воспримет зритель? Или действовали без оглядки на это?
— Вы знаете, я отношусь к театру как к поэзии: если поэт будет думать о том, что его стих может кто-то не понять, он просто никогда его не напишет. Есть какое-то высшее измерение, не знаю, подлинное измерение художественной ткани, когда поэт творит без оглядки. И вот тогда он и нужен читателю.
Так же и театр: если ты что-то сделаешь, исходя из подлинного напряжения всех своих сил и художественных возможностей, тогда это и будет нужно зрителю. Это же все-таки театр, а не рынок, и мы потребителя не определяем заранее.
Это мой индивидуальный взгляд. Может быть, как раз он наиболее естественный для театра.
— Как вы выбираете материалы, по которым будете ставить спектакли? Что возникает во время чтения текстов в первую очередь — какие-то сценографические решения, задумка, как подать этот материал на сцене, или вспоминаются актеры, которые могли бы сыграть в такой постановке роли?
— Нет, всему этому предшествует некое, подчас туманное, озарение и чувство необходимости отправиться в то или иное путешествие. Для меня театр и создание спектаклей связаны с путешествием. Когда читаю текст, должен возникнуть какой-то образ, импульс. Каждый раз что-то новое.
— Опера «Октавия. Трепанация», ваша недавняя премьера, впервые была поставлена в Амстердаме и позже перенесена на сцену «Электротеатра». Что в ней изменилось?
— Действительно, она была сделана в копродукции с большим Holland Festival, одним из старейших и важнейших европейских фестивалей. Композитором стал Дмитрий Курляндский, художником – Степан Лукьянов, художником по костюмам — Анастасия Нефедова. «Октавию. Трепанацию» мы играли еще и в Италии, и каждый раз рождается неповторимая вариация спектакля. Нельзя сказать, что он что-то приобретает или теряет со сменой сцены. Для меня он становится абсолютно новым произведением театрального искусства. И я этому очень рад.
— В каком качестве вам комфортнее – художественного руководителя, режиссера, педагога?
— Для меня это единое пространство, в котором я живу и работаю, и оно не измеряется понятием комфорта. Это скорее связано с моей судьбой.
«Дадим дорогу молодежи»
— Зритель в вашем театре, какой он?
— У нас молодой зритель. Прежде всего, душой, я бы так сказал. Ему интересны новые пути развития театра. К нам приходят разные люди. Удивительно, что некоторые смотрят сначала что-то определенное, например, оперу, а потом начинают ходить на все, что мы можем предоставить. Зрители пытливые, я так вам скажу. Им интересно разбираться в чем-то новом, и театр должен помогать им в этом.
— Кроме спектаклей в вашем театре устраивают концерты, перформансы, открытые репетиции. Вы задействуете две сцены, лестницу, театральный двор. Работает кафе, в которое могут зайти не только гости театра, но и все желающие. Для чего это делается?
— «Электротеатр Станиславский» – это принципиально открытое место для городской среды, конечно. Мне кажется, что театр и должен быть открытым, функционировать как открытое пространство. И только тогда можно постоянно обновлять свой контакт с людьми, с Москвой. Для нас это важно.
— В каком направлении театр будет развиваться, скажем, в следующие пять лет?
— В первую очередь, дадим дорогу молодежи. Это одна из важных стратегий театра: больше молодых российских режиссеров, не только художников, композиторов. Мне кажется, сейчас это очень важно. Второе: мы, конечно, продолжим исследования взаимодействия новой музыки и театра. Я буду здесь развивать исследования новопроцессуального искусства, как бы его ни понимали люди.
У нас много векторов, которые сегодня составляют суть нашей художественной стратегии, мы будем чутко реагировать на процессы в обществе и в искусстве.
Фото: mos.ru
Источник: mos.ru
