Владимир Машков: Традиция у нас одна — живой театр

Первой премьерой нового сезона Театра Олега Табакова стала «Матросская Тишина» по пьесе Александра Галича о выходце из еврейского местечка скрипаче Давиде Шварце, его жизни, любви, отношениях с отцом и смерти на фронте. Драма, написанная в 1956 году, долго была под запретом. Лишь в конце 1980-х Олегу Табакову удалось поставить ее в Школе-студии МХАТ, а потом, в 1990-м, — в театральном подвале на улице Чаплыгина.

Спектакль, со временем ставший легендой, открыл зрителю не только запретную пьесу, но и имя Владимира Машкова. Молодой актер сыграл отца главного героя Абрама Шварца. Сегодня Машков, возглавивший Театр Олега Табакова после смерти своего учителя, вновь возвращается к этому спектаклю — уже не только как актер, но и как режиссер. О своей версии «Матросской Тишины», жизни театра без Олега Табакова и сверхзадаче, которая рождается в зрительном зале, он рассказал в интервью mos.ru.

— Возвращение к «Матросской Тишине» сегодня — принципиальный момент?

— Этот спектакль — мысли и чувства Олега Павловича Табакова, которые были пронесены через половину его жизни, начиная с того спектакля в «Современнике». Это была его мечта, он очень любил этот спектакль. Мы очень много и долго работали. И сейчас, когда произошло так, что мне нужно было взять на себя руководство театром и продолжить дело учителя, мне хотелось вернуть этот спектакль в том виде, в каком его задумывал мастер.

Режиссеров-постановщиков «Матросской Тишины» двое — я и Александр Марин. Одновременно и находиться на сцене, и заниматься режиссурой очень сложно. Это, понимаете, работа коллективная. В спектакле заняты и большие актеры, и молодые, и совсем юные — у нас здесь представлен самый широкий срез артистов — от подростков до очень взрослых людей. Работа очень плотная, все трудятся самоотверженно, и я этому несказанно рад.

В 1958 году только что образованная выпускниками Школы-студии МХАТ и педагогом Олегом Ефремовым Студия молодых актеров, которая в будущем станет «Современником», поставила «Матросскую Тишину» на сцене МХАТа. Режиссурой занимался Ефремов, Давида Шварца играл Игорь Кваша, его отца Абрама — Евгений Евстигнеев. Генеральный прогон, на который пригласили несколько сотен зрителей, прошел с огромным успехом, но премьера не состоялась. Постановка, затрагивающая острый еврейский вопрос, не прошла художественный совет. Молодые актеры, и в первую очередь Олег Табаков, просили Галича повлиять на решение комиссии, но ничего не вышло.

Как родился «Современник». История театра в рассказах его основателей

— Вы ставили перед собой задачу — восстановить легендарную постановку 1990 года или сделать что-то новое?

— Ничего восстановить нельзя. Можно только усвоить сверхзадачу — одну на всех. Я помню сверхзадачу, которую ставил Табаков и которая со временем ушла. Это спектакль не о смерти, а о жизни. Вы понимаете разницу? На сцене люди, не переживающие за свою жизнь, люди с мечтой. Спектакль — история о вздыбленных временах: 1929-й — индустриализация, когда каждый был в другом мире, ставились большие задачи, и многие были этими задачами сметены; 1937-й, когда каждый был под дулом пистолета; и 1944-й, когда была уничтожена часть страны. И все равно жизнь продолжалась. Всегда. Люди продолжали жить, любить и идти к цели. Сделать спектакль об этом, об этой жизни — такова сверхзадача. А как это будет сделано — другой вопрос. Повторить спектакль Олега Павловича невозможно. Наш театр — живой.

— С какими мыслями вы беретесь за роль Абрама Шварца сегодня?

— Эта роль — часть моей жизни. Он один из тех подселенцев, которые живут во мне и вместе с моим опытом видоизменяются. Я пришел сейчас к возрасту Абрама. Мне было 24 года, когда мы начали репетиции. «Матросская Тишина» же началась как спектакль Школы-студии МХАТ задолго до того, как Олег Павлович перенес ее на сцену театра. Я был студентом третьего курса, и это было экстремально. Роль требовала колоссального жизненного опыта, а у меня этого опыта не было.

Табаков мог сам исполнить роль Абрама, и он сделал бы это блистательно. Но он увидел Абрама в ученике и был доволен тем, как получилось. Абрам — роль для бесстрашного, так говорил Олег Павлович. Это образ, который позволяет артисту попадать в неизведанные, самые парадоксальные, иногда взаимоисключающие внутренние конфликты и самые яркие краски.

— Чем вы компенсировали отсутствие жизненного опыта, необходимого для возрастной роли? Вы вспоминали о каком-то конкретном человеке, размышляя об Абраме?

— В далекие 1980-е, когда мы начали работу над спектаклем, я начал ходить в синагогу и наблюдать за молящимися. Ходил по рынкам, высматривал мужчин возраста Абрама, как-то трансформировал для себя увиденное. Обрести внешний рисунок роли помог Олег Павлович. Надень, говорит, ботинки размера сорок пятого или сорок седьмого (а у меня ноги не очень большие), одежду тяжелую. И этот неудобный костюм тут же как бы сломал мне позвоночник, подкосил ноги.

Но, помимо внешнего рисунка, нужно было и внутреннее содержание. И тут парадокс. Вы знаете, я рано потерял родителей. Мой отец не был еврейским папой, он был русским. Он был сильным, большим, красивым, ярким — словом, совсем не таким, как Абрам. Но его любовь ко мне — наивная, безусловная — была абсолютно такой, как у Абрама Ильича Шварца. Отцовская любовь, желание гордиться сыном — все это было у меня просто рядом.

Владимир Машков вырос в театральной семье. Его отец Лев Машков был актером Новокузнецкого театра кукол, а мама Наталья Никифорова в 1970-х работала там же главным режиссером. Наталья Никифорова ушла из жизни в 1986 году, причиной смерти стал сердечный приступ. Лев Машков пережил супругу лишь на несколько месяцев. Владимиру Машкову тогда было 23 года.

— Этот текст Александра Галича вообще играет большую роль в вашей творческой жизни. В начале 2000-х вы экранизировали «Матросскую Тишину», выступив в фильме «Папа» и режиссером, и исполнителем той же роли. Почему так получилось?

— Нет, я бы не стал называть «Матросскую Тишину» текстом. Это слишком модное слово. Это сейчас пишут какие-то тексты, а тогда… Александр Аркадьевич писал ее в то время, когда об этом говорить было нельзя. Это был поиск особенного языка, которым можно было бы добраться до самых бесчувственных людей. Поэтому это не текст, а заклинание. Заклинание: любите, будьте внимательны, не пропустите жизнь, живите здесь и сейчас, берегите родных, людей, которые любят вас ни за что и за все, просто за то, что вы есть, дорожите ими. Мне это близко.

— Осенью вы объявили о решении не набирать в этом году учеников в Московскую театральную школу Олега Табакова по понятным причинам. Есть ли сегодня новости для тех, кто планировал поступление в этом году?

— Мы остановили набор, потому что нужно было реформировать всю структуру театра — вводить новый репертуар, ставить большие амбициозные задачи. А вообще школа работает, и работает достаточно активно. В сентябре у нас появился оркестр барабанщиков имени Евгения Евстигнеева, для которого Павел Брюн придумал отличное название «Drumтеатр». У нас выпущено четыре дипломных спектакля, сейчас готовится «Билокси-блюз», режиссер — наш замечательный актер и педагог Михаил Хомяков. Школа на ходу — как завещал Константин Сергеевич Станиславский, ребята сразу выходят на сцену. Более 30 учеников введены в спектакли Театра Олега Табакова. Недавно, например, был ввод в «Катерину Ильвовну» Аллы Сигаловой — в первом действии ребята показывают себя блестяще.

А в этом году будет новый набор, уже в феврале мы начинаем смотреть девятиклассников практически по всей стране. Наш большой тур начнется в Туле, далее посетим Кемерово, Владивосток, Севастополь, Калининград и съездим на родину Олега Павловича, в Саратов.

— Как можно охарактеризовать сегодняшнюю жизнь Театра Олега Табакова, его школы?

— Театр — это наш дом, который мы очень любим. Олег Павлович любил повторять одну фразу: «Дело надо делать, господа». И мы стараемся жить по этому принципу. В сложной ситуации, в которой оказался театр, нам очень помог город. Благоустройство улицы Чаплыгина, на которой находится наш театр, соседней улицы Макаренко, на которой расположена школа и которая выходит к Чистым прудам и «Современнику», а также Большого Харитоньевского переулка — первый шаг к появлению в городе театрального квартала.

Наш подвал (сцена на Чистых прудах. — Прим. mos.ru) мы увеличили на 70 кубометров, его реконструкция продолжается до сих пор. Появился прекрасный театральный дворик на улице Чаплыгина. Что касается сцены на Сухаревской — здесь недавно появилось зеркальное фойе и изменился зрительный зал… Думаю, Олег Павлович был бы доволен динамикой.

Актер, режиссер, худрук, учитель: каким запомнят Олега Табакова

— Зеркальное фойе — это была ваша идея или еще Олега Павловича?

— Это была моя идея, но все идеи, которые у нас появляются, идут от нашего опыта, нашего знания. Зритель идет в театр за радостью узнавания, встречи с собой — об этом говорил и Олег Павлович, и Станиславский. Я опирался на эту мысль. Человеку нужно зеркало.

Этажи нашего фойе («Внимание», «Воображение», «Чувство») и зал «Оценок и действий» — это и есть система Станиславского. Поэтому, мне кажется, наша философия понятна. Я могу ее расшифровать, конечно, но, мне кажется, зрителю интереснее самому доходить до каких-то вещей. В большинстве случаев сверхзадача рождается в зрительном зале.

— Вы не раз подчеркивали, что бывшая «Табакерка» — театр без традиций. Почему для вас это важно?

— Это фраза Константина Сергеевича Станиславского: в живом театре не может быть традиции. Очень важная деталь. У живого нет традиций. Вы не можете сказать, сколько яблок должно быть на дереве традиционно. Девять? Сто? А может, ни одного?

Что такое традиция в театре? Ну, допустим, мы решили, что будем очень громко и четко говорить слова в нашем театре. Или что-то такое делать руками все время. Нет, это невозможно. Театр — живое дело, это не кино, где я могу сказать: «Стоп, еще дубль». Каждый раз артисты должны находить живое общение с партнером. Каждый спектакль — открытие. Сделать открытие традицией? Это абсурд. Традиция у нас одна — живой театр. А живой театр возможен только без традиции.

— В Театре Олега Табакова вы совмещаете функции художественного руководителя и директора. Сложно ли это? Не вступаете ли вы в споры с самим собой?

— Нет, сам я с собой не спорю. И вообще не спорю. С годами у меня выработалось такое качество, которое я развиваю в себе. Если поступает какое-то предложение или происходит какое-то событие, я не принимаю это и не отвергаю. Я разбираюсь в этом внимательно. Не хватаюсь за шаблон, штамп, — нет, это не нужно! — а пытаюсь разобраться и рассмотреть чужую точку зрения.

Наш театр — театр профессиональный. Наша сцена не терпит любителя, она его раздавит. Мы определили качества профессионала, перечислю самые важные. Внимательность, ответственность, работоспособность, целеустремленность, обучаемость, предприимчивость, стрессоустойчивость, самоконтроль, предупредительность, любознательность, коммуникабельность, осведомленность, желание сотрудничать. Проверять себя на наличие этих качеств стоит любому профессионалу и любому профессиональному коллективу. Когда они есть, дело делается.