«Ношу в себе это сокровище». Любовь в дневниках и письмах классиков

В День святого Валентина заглядываем в письма и дневниковые записи писателей и поэтов XIX века и узнаем, как они переживали любовные страдания, радовались взаимности и размышляли о серьезных отношениях.

Истинные чувства Александра Грибоедова

Единственной большой любовью создателя «Горя от ума» была Нина Чавчавадзе, дочь его друга, князя Александра Чавчавадзе. Драматург был знаком с нею с самого ее детства, даже учил девочку французскому языку и игре на фортепиано. Разница в их возрасте составляла 17 лет.

В 1828 году 33-летний Грибоедов приехал на несколько месяцев в Тифлис, где остановился у своего друга Чавчавадзе в его родовой усадьбе. Он увидел Нину, которой к тому времени уже исполнилось 15, — и пропал. Грибоедов был совершенно очарован ее ангельской внешностью, манерами, острым умом. В это же время к ней сватались многие не менее достойные женихи, но девушка отказывала всем — ждала настоящую любовь. Чувство, накрывшее драматурга с головой, оказалось взаимным.

За Грибоедова Нина вышла спустя всего два месяца после той встречи. Их супружеская жизнь была очень счастливой, пусть и недолгой: Александр Сергеевич вскоре погиб — во время нападения религиозных фанатиков на русское посольство в Тегеране. Накануне отъезда в этот город он писал своей возлюбленной:

«Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться» (из письма от 24 декабря 1828 года).

«Нетерпение сердца» Александра Пушкина

Александр Пушкин был известным сердцеедом. Он посвящал восхищенные стихи фрейлине и художнице Екатерине Бакуниной, таинственной греческой красавице Калипсо Полихрони, дочери австрийского банкира Амалии Ризнич, графине Елизавете Воронцовой, соседке по Михайловскому Евпраксии Вульф, дворянке Анне Керн и многим другим. Обо всех них он забыл, когда в 1828 году познакомился с юной Натальей Гончаровой, делавшей свои первые шаги в высшем свете. Поэт решил жениться.

Ее родители были против: дочь слишком молода. Пушкин пришел в отчаяние, но не оставил попыток свататься, постоянно переживая. Когда лед стал оттаивать, он писал письма Наталье Ивановне, матери возлюбленной, о том, что жизнь без ее дочери ему не мила: «Вы позволяете мне надеяться… Но извините нетерпение сердца больного, которому недоступно счастье» (из письма от 1 мая 1829 года).

В другом послании, датированном 5 апреля 1830-го, покоритель дамских сердец говорит будущей теще: «Первый раз в жизни я был робок, а робость в человеке моих лет никак не может понравиться молодой девушке в возрасте вашей дочери».

В конце концов благословение было получено: в 1831-м он сочетался с юной Гончаровой браком. Чувства разгорались ярче и сильнее, в вынужденных разлуках счастливый муж постоянно отправлял ей письма, справлялся о ее здоровье. Например, вот что он пишет ей 16 декабря того же года из Москвы в Петербург:

«Милый мой друг, ты очень мила, ты пишешь мне часто, одна беда: письма твои меня не радуют. Что такое vertige («головокружение». — Прим. редакции)? обмороки или тошнота? виделась ли ты с бабкой? пустили ли тебе кровь? Все это ужас меня беспокоит. Чем больше думаю, тем яснее вижу, что я глупо сделал, что уехал от тебя. Без меня ты что-нибудь с собой да напроказишь. Того и гляди выкинешь. Зачем ты не ходишь? а дала мне честное слово, что будешь ходить по два часа в сутки. Хорошо ли это? Бог знает, кончу ли здесь мои дела, но к празднику к тебе приеду».

Беспокойство о том, как супруга (которую Пушкин ласково называет «жинка», «мой ангел») проводит время без него, с годами только усиливается. От бывшего дамского искусителя не осталось и следа — поэта заботит только его семейная жизнь. Вот что он писал 1 октября 1833 года жене, которая в то время была беременна вторым ребенком (или «брюхата», как предпочитал говорить Пушкин):

«Что твои обстоятельства? что твое брюхо? Не жди меня в нынешний месяц, жди меня в конце ноября. Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с царем, ни с женихом княжны Любы» (из письма от 11 октября 1833 года).

Михаил Лермонтов, не желавший «счастия любимой женщине»

«Я однажды (три года назад) украл у одной девушки, которой было 17 лет, и потому безнадежно любимой мною, бисерный синий снурок; он и теперь у меня хранится. Кто хочет узнать имя девушки, пускай спросит у двоюродной сестры моей. — Как я был глуп!..»

Такую запись в своем дневнике сделал в 1830 году 15-летний Михаил Лермонтов. О ком именно говорил молодой человек, доподлинно неизвестно: есть версия, что он имел в виду Агафью — дочь Александра Столыпина, адъютанта полководца Суворова. Впрочем, если оно и так, то красавица была быстро забыта: юный Мишель, охваченный романтическим томлением и зачитывающийся Жан-Жаком Руссо и Байроном, вскоре увлекся другой. Ею стала Miss Black-Eyes — Екатерина Сушкова, будущая мемуаристка, а тогда просто 17-летняя барышня. Она тоже не ответила ему взаимностью, посмеивалась над его робкими стихами и с удовольствием устраивала ему жестокие розыгрыши.

В 1834 году Екатерина и Михаил поменялись местами: он совершенно потерял к ней интерес, а она, напротив, искала его расположения, несмотря на то что готовилась выйти замуж за Алексея Лопухина. Сестра жениха попросила Лермонтова соблазнить Сушкову, чтобы расстроить эту свадьбу: семья жениха ее не принимала, о ее вольности ходили нехорошие слухи. Тот, помня давнишние унижения, с удовольствием взялся за дело со свойственным ему коварством вперемешку со сладкими речами. Сушкова вспоминала в своих мемуарах, как на одном из вечеров они слушали романс на стихи Пушкина «Я вас любил: любовь еще, быть может...», а Мишель комментировал ей на ушко каждую строфу. Когда прозвучали последние слова «...дай вам бог любимой быть другим!», коварный соблазнитель сказал:

«Это совсем надо переменить; естественно ли желать счастия любимой женщине, да еще с другим? Нет, пусть она будет несчастлива; я так понимаю любовь, что предпочел бы ее любовь ее счастию; несчастлива через меня, это бы связало ее навек со мною! А ведь такие мелкие, сладкие натуры, как Лопухин, чего доброго, и пожелали бы счастия своим предметам!»

Месть удалась: Сушкова не устояла перед напором Лермонтова, а вскоре была оставлена им. Вообще на женщин поэт оказывал поистине гипнотическое воздействие, хотя вовсе не слыл красавцем. Вот как, например, о нем говорил его современник Александр Меринский:

«Лермонтов, как сказано, был далеко не красив собой и в первой юности даже неуклюж. Он очень хорошо знал это и знал, что наружность много значит при впечатлении, делаемом на женщин в обществе. С его чрезмерным самолюбием, с его желанием везде и во всем первенствовать и быть замеченным, не думаю, чтобы он хладнокровно смотрел на этот небольшой свой недостаток. Знанием сердца женского, силою своих речей и чувства он успевал располагать к себе женщин, но видел, как другие, иногда ничтожные, люди легко этого достигали».

«Яркий луч солнца» Ивана Тургенева

«Мне приятно ощущать в себе, спустя семь лет, все то же искреннее, глубокое, неизменное чувство к вам; влияние его на меня благотворно и живительно, как яркий луч солнца; какой я счастливец, если заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться стать достойным такого счастья; я начал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище» (из письма, написанного в ноябре 1850 года).

Такие строки Тургенев написал своей подруге, певице Полине Виардо, в которую был влюблен. Они много лет состояли в переписке, она в числе первых читала его новые сочинения. Полина была замужем, но это совершенно не смущало ни ее, ни ее мужа, ни писателя.

«Мой дорогой друг, постарайтесь убить медведя, но настоящего, большого. Только будьте осторожны, не простудитесь. Вы ведь знаете, что петербургский климат не шутит ни с кем, а с вами — меньше, чем с кем-либо иным» (из письма Ивана Тургенева Полине Виардо, написанного в январе 1853 года).

Писатель выказывал беспокойство о своей дорогой Виардо при каждом удобном случае. Неизвестно, чем закончилась история, о которой он упоминает в письме, и действительно ли певица была на охоте. Зато известность получил другой случай. Тургенев вместе с сыном директора императорских театров Степаном Гедеоновым, майором А. Комаровым и поэтом Иваном Мятлевым сами убили медведя и привезли его шкуру в подарок блистательной Полине. Этих четырех мужчин объединяли две страсти — охота и пение Виардо.

«Безвозвратный поступок» Льва Толстого

Писатель и граф Лев Толстой — семьянин, многодетный отец — довольно резко высказывался о браке. Сам он женился в 1862-м, а в 1890-м своей повестью «Крейцерова соната» поставил на самой идее супружества жирный крест. В послесловии он писал: «Вступление в брак не может содействовать служению Богу и людям даже в том случае, если бы вступающие в брак имели целью продолжение рода человеческого... Идеал христианина есть любовь к Богу и ближнему, есть отречение от себя для служения Богу и ближнему. Плотская же любовь, брак, есть служение себе и потому есть во всяком случае препятствие служению Богу и людям, и потому с христианской точки зрения — падение, грех».

С годами он только укреплялся в этой мысли. Считал, что связать свою жизнь с жизнью другого человека — самый опасный поступок, который только можно совершить.

«Романы кончаются тем, что герой и героиня женились. Надо начинать с этого, а кончать тем, что они разженились, то есть освободились. А то описывать жизнь людей так, чтобы обрывать описание на женитьбе, это все равно, что, описывая путешествие человека, оборвать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам».

Так он написал в своем дневнике в 1894 году. Его жена Софья Андреевна таких взглядов не разделяла. Тем не менее она называла мужа гением, великим человеком и неизменно помогала во всем: была и хранительницей домашнего очага, и секретарем, и читателем, и переписчицей рукописей, и защитницей.

«Кроме смерти, нет ни одного столь значительного, резкого, все изменяющего и безвозвратного поступка, как брак», ― печально писал Лев Николаевич в 1896 году своей дочери Марии.

Она в то время хотела выйти замуж, а заботливый отец наставлял: перемена независимости, спокойствия на самые сложные и тяжелые страдания — это очень трудно. Она не послушалась советов и в 1897 году стала женой князя Николая Оболенского.