Государственный камерный оркестр «Виртуозы Москвы» создал в 1979 году выдающийся скрипач Владимир Спиваков с группой друзей-единомышленников. Вскоре оркестр получил широкое признание и стал одним из любимых музыкальных коллективов не только в бывшем СССР, но и во всем мире. Талантливый выпускник Московской консерватории имени П.И. Чайковского Алексей Лундин был приглашен в оркестр в 1998 году, а с 1999-го выступает в статусе первой скрипки, солиста и концертмейстера. Яркую творческую биографию дополнила преподавательская деятельность. В 2007 году Алексей Лундин стал доцентом Московской консерватории, среди его учеников более 40 лауреатов российских и международных конкурсов, в том числе грантов Мэра Москвы в сфере культуры и искусства. Концерты с участием заслуженного артиста России Алексея Лундина, чье имя давно стало символом высочайшего профессионализма, неизменно собирают полные залы на крупнейших площадках столицы.
Фрагмент беседы (полная версия интервью «Культуре Москвы» доступна на видео).
— Мы находимся в Московском международном доме музыки, и говорить я сегодня буду с Алексеем Лундиным, скрипачом, концертмейстером и солистом Государственного камерного оркестра «Виртуозы Москвы», а также с доцентом Московской консерватории. Вокруг множество произведений визуального искусства, что не может не радовать. Вас это вдохновляет?
— Конечно, без этого невозможно. Уже много лет президентом Московского международного дома музыки является Владимир Теодорович Спиваков, и все, что мы сейчас видим вокруг, — это проявление его личности, многогранной, многослойной, поэтому здесь столько живописи, много современной, и, конечно, его любимый XX век, но не только. То, что нас окружает красота, очень важно для человека, души, его развития по многим философским и религиозным направлениям, а также по представлению о правильной жизни.
— Вот почему важно с определенной регулярностью прикасаться к музыке.
— Безусловно, музыка должна присутствовать с самого раннего детства. Наш великий соотечественник Дмитрий Кабалевский не только был прекрасным композитором, но и во многом сотворил ту самую знаменитую советскую школу, где в каждом классе, в каждой школе, и в сельской, и в городской, был хотя бы раз в неделю урок музыки. И это дало фантастические результаты. Когда ребенок занимается музыкой, через мелкую моторику оказывается огромное влияние на развитие мозга: возникают совершенно другие связи. Даже многие серьезные заболевания можно вылечить с помощью музыкальных инструментов. А самое главное, музыка — это универсальный язык. Если ребенок с детства им владеет, он может общаться с прекрасными произведениями всех стран и эпох. И таким образом расширяются кругозор, и эрудиция, и просто знание.
— Музыка доступна и понятна очень многим, поэтому часто ее воспринимают эмоциями, сердцем, душой, не всегда интеллектом. Вместе с тем это один из самых сложных языков. Чем лучше ты его понимаешь, тем невероятнее открывается мир и тем прекраснее вселенная.
— Любой сложный язык начинается с простого. Так и музыка начинается с простых мелодий, и язык становится понятнее. Дальше зависит от человека, как далеко он продвинется: станет ли слушать фортепианный концерт Сергея Рахманинова или остановится только на музыке Вольфганга Амадея Моцарта, или будет слушать «Грозу» Антонио Вивальди. И от окружения зависит. Я был бы счастлив, если бы как можно больше людей присоединялось к изучению музыкального языка — тогда наше общество будет продвигаться более успешно.
— Занятия музыкой подчас дают больший эффект в сохранении молодости мозга, чем даже изучение иностранных языков.
— Я думаю, это правда. Как вы сказали, музыка — сложный язык. Но ведь мозг человека все время работает. Как мы слушаем музыку? Мы анализируем то, что слышим, то, что поступает через уши, через восприятие, мы анализируем. И мозг, если слышит знакомые мелодии, радуется, и мы радуемся с ним. Но если они все время знакомые, ему становится скучно, он засыпает. Значит, нужно что-то незнакомое, поэтому мы должны начать интересоваться, даже изумляться, удивляться. И на этом пути изучения музыки необходимо, чтобы возник баланс: знакомое, успокаивающее, радующее — и в то же время что-то, что обязательно будет тревожить и побуждать узнавать.
— Я опросила какое-то количество своих друзей, которые не так фанатично, как я, ходят на концерты. Это удивительно, но никто толком не понимает, кто такой концертмейстер.
— Концертмейстер, если буквально перевести, — мастер концерта. Есть два основных значения. Первое, которое встречается повсеместно, — это пианист, сопровождающий ученика в его изучении музыкального языка. Неважно, играет он — на трубе, рояле или скрипке — или поет. Рядом с ним сидит пианист, концертмейстер, который его ведет, аккомпанирует, помогает.
Другое значение — это первая скрипка, лидер коллектива. Ведь изначально профессии дирижера не существовало. Ансамбли были небольшими, музыка не требовала такой концентрации, как, скажем, в романтический период. И музыканты смотрели на лидера — он иногда сидел за клавесином, иногда был первой скрипкой — и шли за ним. Отсюда появилось понятие первой скрипки. Конечно, в некоторых случаях отбивали палкой ритм первые дирижеры. В военных оркестрах вы видите, как поднимают, опускают специальные инструменты, чтобы было видно, по какому ритму идти. Но при этом в нашей классической музыке все равно есть некий человек, который расшифровывает движения дирижеров и передает их всем остальным.
— Тут же возникает вопрос: в какой момент появился дирижер и как так все устроено, что концертмейстерам нужно расшифровывать движения дирижеров?
— Когда появился дирижер и в каких странах и когда он неожиданно встал спиной к зрительному залу и лицом к оркестру, можно погуглить. Все это интересно исторически, и все могут это сделать. Что касается расшифровки, открою вам некоторые секреты. Когда 120 человек смотрят на дирижера, должно быть что-то, что их объединяет. Конечно, в первую очередь сам дирижер, его жест, но должно быть и чувство ансамбля.
Дирижер играет ведущую роль в том, как это будет исполняться. Но совместность у оркестра появляется от многочисленных репетиций, от того, что мы вместе проживаем жизнь и хотим играть вместе. Мы начинаем слышать, чувствовать друг друга. Дирижер выстраивает фразировку, дает общую картину произведения, определяет, где кульминации, о чем, собственно, произведение. Наша задача — быть с ним вместе, не каждый в отдельности, а как одна команда. Вот здесь очень важна роль концертмейстера первой степени.
— «Виртуозы Москвы» были созданы в 1979 году. И это был коллектив лучших музыкантов, но за долгое время сменилось не одно поколение. Как набирать новых музыкантов, чтобы они были такого же уровня, как первый состав? Как держать всегда высокую планку?
— Конечно, мы все молимся и желаем Владимиру Теодоровичу как можно дольше быть с нами, потому что планку задает именно он. Он внутри слышит некое звучание — идеал, который всех нас продвигает разными способами. А главное — это прежде всего желание вместе играть. Конечно, должен быть профессионализм, но профессионализм не самое главное. Самое главное, если человек хочет вместе играть, готов репетировать, признавать, что он может быть не прав.
Владимир Теодорович часто говорит, что у нас в оркестре не обижаются. Если тебе доброжелательно сделали замечание, постарайся понять, отчего и вместе исправить ситуацию. Не все музыканты на это способны. Индивидуально они очень хорошо играют, а вместе — не получается.
Это момент внутреннего желания сыграть вместе одинаковым штрихом: у вас — такой штрих, у меня — немножко другой, но надо найти в себе силы объединиться и не продолжать играть только своим штрихом, пусть он даже самый лучший. У нас есть общая задача — это командная работа, основа того, чтобы коллектив звучал очень хорошо.
— Каждый оркестр индивидуален и имеет определенные штрихи, только ему присущие. И тот, кто вливается в оркестр, должен принять специфику.
— Да, сейчас с этим стало немножко сложнее.
— Почему?
— Сейчас я вижу (многим молодым коллегам преподаю в Консерватории) немножко другую психологию: уже нет мечты оказаться в каком-то коллективе — люди рассматривают это просто как работу. Если ты приходишь просто на работу — это одна ситуация, если приходишь в коллектив, хочешь стать его частью — это ситуация совсем другая. Сейчас немного поменялось время, можно назвать словом «глобализация», можно другими, но следование традиции — то, что кажется нам важным, кому-то, кто приходит с другим осознанием, какая разница, в какой части смычка — лишь бы звучало. Я это встречаю, конечно, в других коллективах, особенно не в музыкальных.
У нас маленький коллектив, каждый — на виду, и это совершенно невозможно. Если один человек будет считать, что он отдельно от коллектива, будет слышно. Поэтому Владимир Теодорович в первую очередь набирает единомышленников. Конечно, профессионализм очень важен, но главное, чтобы было единомыслие.
— Я прочитала в одном из ваших интервью, где вы говорили о Владимире Теодоровиче, который считает, что важно играть высокопрофессионально, очень качественно, но при этом как будто быть дилетантами — быть людьми. Я чуть-чуть перефразировала, но расшифруйте: как это понимать?
— Это один из секретов нашего оркестра. Я с удовольствием его раскрою. Он как раз заключается в том, чтобы человек был высоким профессионалом, мог сыграть что угодно и как угодно. При этом чтобы ему не было скучно, чтобы он не воспринимал музыку как работу. Дилетант в высоком смысле слова — тот, кто это любит. Он занимается музыкой, потому что это любит. Любовь и даже в каком-то смысле удивление, что это так прекрасно, в сочетании с высоким профессионализмом как раз и дает, мне кажется, самый лучший эффект.
— Самое страшное для профессионального музыканта, талантливого и признанного, когда в момент исполнения ты как будто отключаешься, механически начинаешь выполнять работу и улетать в свои мысли, при этом все прекрасно исполнять, но не быть внутри.
— Да, это очень тяжело. И слушать тяжело. Такая тенденция есть у многих педагогов: главное, чтобы ты ноты сыграл. Не дай бог тебе не ту ноту сыграть. И это дает очень плохой результат для развития музыки — мы останавливаемся, начинаем не слушать музыку, а только ту ли ноту сыграл человек или нет. Музыка отодвигается далеко-далеко.
В результате сейчас идет обратный процесс. Максим Венгеров, замечательный музыкант, будучи председателем жюри какого-то конкурса, в интервью сказал, что, если у нас будет безупречно, но без души играющий конкурсант и конкурсант, который пусть даже ошибся, но играл с чувством, мы выберем второго. И сейчас очень востребована именно яркая, выразительная игра — погружение в музыку.
— Созданная композитором музыка — всегда чуть-чуть интерпретация, которую задает дирижер. Концертмейстер — тот человек, который должен принять эту интерпретацию, допустить ее в оркестр и потом собрать в единое целое. Насколько оркестр может повлиять на интерпретацию дирижера?
— В любом случае музыка, проходя через вас, примет вашу окраску. Мы можем, конечно, влиять на дирижера, но это крайняя и нежелательная ситуация. В нашем случае мы полностью принимаем концерты Владимира Теодоровича, который для нас учитель, музыкальный светоч, за которым мы идем.
Но я знаю, о чем речь. Я видел несколько раз на репетициях, когда оркестр не принимал то, что говорил дирижер, поскольку это была откровенная чушь или просто какие-то непонятные требования. Я наблюдал, как в ответ оркестр начинал щетиниться: переставали смотреть, как бы отключались, глаза потухали, на лицах появлялось равнодушие. И репетиция тянулась бесконечно долго — и все это ужасно. Я так счастлив, что у нас этого нет даже в зародыше.
— Насколько стало сложнее, если можно сравнивать с предыдущими поколениями, учить музыке новых людей?
— Да, сложнее, потому что ситуация изменилась, правила изменились. Общая тенденция: дети гораздо свободнее, у них есть интернет. Раньше только у вас были ноты, а сейчас — пожалуйста, все могут сами скачать и в разных редакциях.
— Вы не можете принести им уникальные ноты, они, скорее всего, найдут их в интернете. Значит, ваша уникальность и авторитет в чем-то другом. В одном из интервью вы сказали, что самое ценное — это семья.
— Да, в работе с детьми для меня самое ценное — это семья. Если я не в контакте с родителями, у нас разные взгляды, мы расстаемся. Например, талантливый ребенок, одаренный, все понимает, отличный контакт, а семья смотрит немножко в другую сторону. Есть педагоги, которые начинают забирать его из семьи: «Теперь ты мой, всё значит всё». Я никогда этого не допускаю, тем более если я чувствую, что у нас разные взгляды на воспитание — допустим, родители требуют, чтобы я жестко занимался, кричал, топал ногами, ругался.
— Господи, неужели есть такие родители, которые хотят, чтобы на их ребенка кричали?
— 90 процентов — это действительно ужас, просто катастрофа, в которой я лично не собираюсь принимать участия, поэтому с такими родителями мы сразу расстаемся. Но это один из примеров.
Семья — очень интересное понятие, которое, на мой взгляд, было почти разрушено во время страшных революций в начале XX века и Первой мировой войны. Потеряли очень много. Перемешанные судьбы, оторванные, я даже не могу представить, кем себя чувствуют люди. Единственная мысль: как выжить, как пережить, как хотя бы искорку пронести. И в моей семье были разные истории.
— Мне кажется, мы сейчас учимся заново собирать свои семьи, когда все ее части, где бы ни находились, хотя бы один раз в год соединяются. Это счастье — сидеть, даже молча, среди своих родственников и радоваться.
— Мне кажется, мы с вами одинаково воспринимаем. Именно так: просто смотреть на них — уже большое счастье.
— На ваш взгляд, Москву можно назвать музыкальной столицей? Звучит громко, но мне кажется, столько концертов, что наш город заслуживает такого звания.
— 100 процентов, абсолютно. Москва стала огромным центром культуры. Так сложилось в силу исторических событий, что у нас нет столетий истории, потому что то, о чем мы говорили, все время прерывалось. Да, в нашей стране были времена, когда была только одна цель — выжить, сохраниться, пронести. В других странах по-другому, но это не хорошо и не плохо — это факт. Надо принять то, что есть, даже если наша история не такая большая.
Знаете, я желаю и вам, и нам — всем не забывать отмечать то хорошее, что нас окружает. Мы чувствуем, видим плохое, но важно замечать и хорошее. Посмотрите, в каком городе мы сейчас живем, какие нам строят дороги. Помните, какими ужасными были первые попытки украсить бульвары? И как это прекрасно сейчас, и как весело, и как люди гуляют, и везде нас окружает самое лучшее.
«Культура Москвы»: гид по ярким событиям столицы
Оперативно узнавайте главные новости в официальных каналах города Москвы в мессенджерах MAX и «Телеграм».
