«Экспериментировать, рисковать — в этом и есть прелесть жизни». Ирина Апексимова

22 августа

Ирина Апексимова — российская актриса театра и кино, певица, режиссер и продюсер. Яркая, талантливая и харизматичная, она успешно совмещает творческую и административную работу. В ее фильмографии — более 80 ролей, в репертуаре — спектакли от Антона Чехова до Уильяма Шекспира, среди наград — «Золотая маска», звание лауреата первой театральной премии «Хрустальная Турандот» в номинации «За честь, достоинство и служение зрителю», а также звание заслуженной артистки России.

У Ирины Апексимовой множество амплуа, но главное — с 2015 года она занимает пост директора легендарного Театра на Таганке, а с 2020-го — руководителя «Содружества актеров Таганки». Во многом благодаря именно ее опыту и профессионализму произошло то, что казалось невероятным: преодолев многолетний раскол, конфликты и разногласия, два театра объединились. Это позволило возобновить историческую связь между известными театральными учреждениями, соединив лучшие традиции и достижения прославленных трупп. Сегодня Театр на Таганке вновь стал центром культурной жизни и точкой притяжения для театралов: неизменные аншлаги и публика, стремящаяся попасть на спектакли не из ностальгии, а за новыми яркими впечатлениями и современными постановками.

Фрагмент беседы — полная версия интервью «Культуре Москвы» доступна на видео.

— Театр на Таганке стал одним из первых, кто повернулся к нам открыто, искренне, отозвавшись теплом и дружбой. Мой собеседник — Ирина Апексимова, директор театра, любимая актриса, замечательный человек и бесконечно красивая и умная женщина. У Таганки четыре сцены, и каждая имеет свою концепцию?

— Не совсем так. Сцена на Факельном — это, скорее, экспериментальная площадка. Что касается основной, новой и малой, на которой мы сейчас находимся, определенной концепции нет, но есть некие условия. Новая сцена, например, настолько неформатная для драматического театра, настолько огромная, что мы там стараемся ставить спектакли многонаселенные. И таковыми преимущественно являются музыкальные.

— Чем чаще бываешь в Театре на Таганке, тем больше понимаешь, что весь театр — это эксперимент, непрерывная лаборатория. С одной стороны, эксперимент нужен всегда, а с другой — он может отпугнуть зрителя. Как держать баланс?

— Для этого есть несколько спектаклей для зрителей, которые не выдерживают эксперимент, что-то для вас слишком сложно или непонятно. Хотя я не очень понимаю, что значит «непонятно». Любой спектакль — многослойная история, многослойный пирог, и чем больше знаешь о материале, режиссере, художнике, композиторе, тем больше можешь охватить в этом спектакле слоев. В принципе, театр нужно воспринимать всегда эмоционально, а дальше уже голова включается или нет.

— Я думаю, за первым чувственным входом должен обязательно случиться вход интеллектуальный. Но для этого нужна большая насмотренность, необходимо всегда учиться. И Театр на Таганке — тот театр, который учит.

— Слава богу, мы стараемся это делать, позволяем себе экспериментировать, рисковать — в этом и есть прелесть жизни. Потому что стоять все время на одном месте, лишь бы чего не произошло, мне кажется, невозможно.

— При сотрудничестве со многими режиссерами с разными авторскими высказываниями у Театра на Таганке всегда прослеживается единый стиль — он есть и читается. Можете ли вы объяснить, что парит над всеми этими высказываниями и в итоге их объединяет?

— Мне очень сложно сказать, потому что я нахожусь внутри процесса. Вы — зритель, который видит спектакли, мне лучше послушать вас: что объединяет постановки, что происходит сейчас в Театре на Таганке? Изнутри — невозможно.

Когда играешь на сцене, тебе кажется: это один спектакль. Но иногда так случается, как у меня пару дней назад: я вышла из постановки, была введена другая актриса, и я посмотрела из зала — это совсем другая история. Поэтому, когда проходят спектакли, эксперименты, лаборатории, мы все равно внутри, мы находимся на сцене, и я в том числе, со всей командой.

— Как руководитель театра вы же допускаете эксперимент, привлекая молодых творцов?

— То, как подбираются артисты в труппу или режиссеры, — это исключительно интуиция. Что касается режиссеров, то они находятся благодаря лаборатории «Репетиции», которая уже 10 лет действует в Театре на Таганке. Все остальные приводят команду: художников, композиторов, иногда кто-то откуда-то попадает со стороны, но здесь скорее случайность, чем традиция.

Про артистов говорить не будем: они все везде ходят, показываются. Кто-то приживается, кто-то нет. Здесь правда интуиция. Знаете, я ученица своего учителя: Олег Павлович Табаков всегда и студентов набирал, и режиссеров, и у него не было свода правил. Это тоже интуитивно — все вкусовщина, естественно. Если сейчас получается — слава богу, и не дай мне бог сойти с ума дальше.

Режиссерские записки и диван Обломова. Идем на выставку, посвященную Олегу Табакову

— Каждый театр формирует тот круг людей, которые могут остаться. А выгонять приходилось? Прощаться с теми, кто по духу, иным тонким материям не прижился?

— Из тех, кто пришел при мне, было несколько человек, с которыми мы расстались. Молодые артисты, буквально сезон проработавшие, — и мы оба понимаем, что это ошибка. Но здесь скорее милое расставание.

Что касается выгнать… Когда я пришла сюда, ни для кого не секрет, меня никто не принял и не воспринимал долгие годы. Были люди, которые постарались найти со мной общий язык, из тех, кто работал в театре. И мы нашли общий язык, и они прекрасно существуют и играют. Есть люди, которые меня не восприняли и не воспринимают до сих пор, и до сих пор у нас судебные процессы. Выгонять очень сложно.

— И брать театр на себя. Когда театр с таким именем, с такой школой, могу себе представить, какой вы внешне проходите путь. А что происходит внутри? Мне кажется, это безумие и отвага — взять театр на себя.

— Это безумие, естественно. Единственное, в чем я абсолютно уверена на собственном опыте: не может быть продолжения традиций мастера, который ушел. Надо об этом забывать. Это было, это сделано и это прекрасно. Не может прийти другой руководитель и работать в прежней манере. То же самое было с Романом Виктюком, Марком Захаровым, Юрием Любимовым. Это остается в истории — их великие шедевры, все, что они сделали. Театр не музей. Старики-основатели, Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко, говорили, что театр живой, только когда он соответствует времени.

— Вопрос с другой стороны: вы специально сезон начинаете в августе? Большая часть театров в Москве в отпуске, а вы раз — и вышли!

— Конечно. В июне работают все театры, и Театр на Таганке отправляется в отпуск первым. А дальше мы выходим, и вот она — Москва, практически наша. Мы уже работаем по полной программе.

— Мое любимое слово — доверие. А как у вас рождается доверие к творцам?

— Это все на уровне беседы, разговора. Ты понимаешь человека или не понимаешь? Слышим мы друг друга или не слышим? Чувствуем или нет? Только так.

— А как у вас начинается знакомство? Ведь в процессе лаборатории можно наблюдать за человеком и дать ему попробовать сделать спектакль, например, для сцены на Факельном?

— Я вмешиваюсь в процесс выпуска спектакля всегда где-то ближе к финалу, и именно в этом вмешательстве в этот период я понимаю, идем мы дальше с режиссером или не идем.

— А вы можете уже подготовленный на треть спектакль — идут репетиции, вырисовывается сценический образ, проделана огромная работа — остановить?

— За все время я остановила только два спектакля. Я не стараюсь остановить, я не вмешиваюсь в режиссерское решение, в общий образ. Но я вмешиваюсь в темпоритм спектакля, актерскую работу, какие-то мелочи, подробности.

— Так как же, возвращаясь к одному из первых моих вопросов, формируется тот единый стиль при таком многообразии творцов?

— Видимо, моим вмешательством. Кто бы ни ставил спектакль в этом театре, за результат того, что видит зритель на сцене, все равно отвечаю я. Я не на 100 процентов довольна всеми выпусками, всеми постановками, но я понимаю, что здесь это дорастет, доживет. Здесь посмотрим, может быть, я где-то ошибаюсь, и надо отпустить в таком виде, в каком есть.

Все равно это мои спектакли. Многие режиссеры, которые приходят сюда впервые ставить, работавшие в других театрах, удивляются тому, что я не отпускаю до последнего, до премьеры, я всегда рядом и всегда за спиной. Те, кто знает, работают здесь уже не первый раз, приходят ко мне сразу же, с самого начала. И мы договариваемся о том, что будет.

— Но не разрушаете?

— Нет, я не разрушаю, я не режиссер, у меня нет режиссерских амбиций ни в коем случае. У меня просто есть насмотренность, и видение процесса изнутри, и большой актерский опыт.

— Однажды вы сказали, что театр — это своеобразная фабрика-кухня. У меня образ фабрики-кухни — сделать так, чтобы счастливым советским людям жилось и работалось весело, легко и хорошо, и взять бремя какой-то части бытования на себя. А что вы имеете в виду?

— Мы работаем без перерывов, нон-стоп. У нас постоянно идет процесс создания, «варения» этих спектаклей. Сейчас репетируем четыре новых постановки. Плюс в четыре спектакля одновременно вводятся другие артисты — в идущий репертуар. И дай бог, этот процесс закончится, пойдут премьеры, начнутся новые постановки. Этот горшочек варит постоянно.

«Все те, кто работает в театре, служат ему». Отмечаем Всемирный день театра с Театром на Таганке

— Ввел актера — и спектакль меняется, все приходит в движение. Пересборка постановки — это же сложный процесс.

— Вся большая система: и актеры, и художники по свету, и звук, и монтировщики — все работает на то, чтобы ввести артиста, может быть, даже на роль, где всего два слова.

— Возвращаюсь к премьерам.

— Премьеры готовятся. Из ближайших первая — это моноспектакль Васи Уриевского под названием «Моя жизнь в искусстве. 2». В театре существует традиция: перед премьерами на прогоны, чтобы накатать спектакль, приходят свои — папы и мамы. У нас такой прогон до премьеры пройдет в «Зарядье». Там папам и мамам Василий Уриевский будет показывать постановку абсолютно бесплатно.

Далее у нас «Маскарад» по драме Михаила Лермонтова, потом «Молодость все простит» по роману «Общага-на-Крови» Алексея Иванова, «Черная пурга», очередная экспериментальная работа под названием «Вампир». «Три поросенка. Ой» у нас — это очень забавно.

— А на гастроли вы любите ездить?

— Да, мы любим ездить на гастроли, и все их очень ждут. Это какой-то, сейчас попытаюсь сформулировать, другой зритель, совсем другое ощущение, другая сцена. Очень приятный стресс, который дает интересный толчок спектаклю в будущем, после гастролей.

— Какие отношения внутри театра? Есть же разные модели: могут быть структурно жесткие, управленческие, а может все строиться как некая семья. Как у вас все устроено?

— Ни в коем случае не семья. Я не принимаю этого, несмотря на то что выросла практически в театре, за кулисами. Когда театр — семья, это неправда. В театре не бывает семьи. В театре должны быть партнеры, команда, люди, которые с удовольствием работают друг с другом. Я стараюсь создать такую атмосферу, хотя, конечно, существуют достаточно жесткие административные условия. Но о них нужно договориться, и если их не нарушать, то они не создают никаких трудностей. Эти условия необходимы для нормальной работы всех служб театра. Мне кажется, что у нас достаточно творческая дружественная атмосфера.

— Как вы отдыхаете? Лес, книга?

— Для меня очень важно море. Хотя бы раз в пару лет мне необходима соленая морская вода — это как-то меня держит, и, наверное, это самый лучший отдых, который бывает. Необязательно купаться — просто смотреть на море.